Кураев

Всё таки, Кураев - фантастический мужик. Далее на http://www.taday.ru/text/68024.html.

— Если Бог заранее знает все, что с нами будет, если все предопределено, не означает ли это, что мы лишены свободы?

— Нет, не лишены, потому что Бог знает, что я совершу тот или иной поступок как свободно избранный мною, Бог видит — не предвидит, а видит — для Него нет настоящего и будущего, Он вездесущ не только в пространстве, но и во времени. Вы же знаете какой—то свой прошлый поступок, но это же не означает, что ваше знание о нем лишило вас свободы в ту минуту, позавчерашнюю… Это же касается не только того, что было позавчера, но и то­го, что будет послезавтра.

— Как вы думаете, есть ли у Бога чувство юмора?

— Тот, Кто создал жирафа, несомненно, обладает чувством юмора. Это для меня совершенно очевидно. Бог шутит на первых же страницах Библии. Скажем, когда говорится Адаму: ты стал как один из нас, знающий добро и зло. Ефрем Сирин полагает, что это шутка, потому что эту сцену надо представить себе натуралистически: Адам стоит в одеждах из звериных шкур, эти шкуры только что на его глазах сняты с освежеванных животных, он в этих кровоточащих шкурах стоит — да, конечно, стал «как один из нас», стал богом… в звериной шкуре вместо светоносного одеяния прежнего. Даже раньше первая библейская шутка встречается — когда люди увидели, что они наги и устыдились. Это тоже на самом деле определенная ирония, потому что в еврейском языке здесь имеется в виду некая игра словами: «арум» — мудрый, «эрум» — голый. При консонантном письме это пишется одинаково: «рм». Здесь — улыбка библейского автора: хотели стать «арумим» — стали «эрумим», хотели стать мудрецами — стали голышами.

— Каково место юмора в жизни христианина? Допустима ли ирония, можно ли подшучивать друг над другом?

— И в церковной жизни есть место для улыбки. Вспомним хотя бы известные словечки Патриарха Тихона, сказанные по поводу коммунальной аварии на Красной площади, когда из прорванной канализации залило яму мавзолея с останками Владимира Ильича. Тогда святитель Тихон сказал: «По мощам и миро».<!——more——>

— А внешний вид этих… неандертальцев? Неужто Господь по Своему образу создал человека в таком вот виде?!

— Чем плох их вид? Давайте еще про негров скажем: Господи, неужели Ты мог негров создать? — Отец Андрей, предназначение в жизни есть у каждого человека, или это удел избранных — талантливых и гениальных? — Я думаю, что у Бога обителей много, и предназначений, замыслов Бога для разных людей тоже достаточно. Вопрос в том, как соответствовать этому Божьему замыслу о тебе, как его узнать. Кстати, я согласен с Экзюпери, который говорил, что свое призвание ты найдешь очень легко: не ты будешь его выбирать.

— Есть ли критический возраст, до которого нужно понять свое предназначение?

— Любой возраст — критический. Если мы говорим о хождении в церковь, то чем позже человек туда приходит, тем больше он обкрадывает самого себя. Я не имею в виду высшего духовного смысла — разбойник мог покаяться в предсмертную минуту и наследовать Царство Божие. Я говорю о том, что вера может дать человеку здесь, на земле. Так что свои переживания веры у ребеночка, свои — у подростка, свои — у молодого человека, свои — у взрослого, свои — у старика. И чем позже человек входит в этот мир, тем беднее эмоциональная палитра его переживания собственной веры. И тем меньше в ней будет радости.

— Отвечают ли дети за грехи родителей? Рискует ли сын алкоголика повторить путь отца?

— В Писании сказано: Уже не будут говорить: «от­цы ели кислый виноград, а у детей на зубах оскоми­на», но каждый будет умирать за свое собственное беззаконие (Иер. 31:29) и сын не понесет вины от­ца, и отец не понесет вины сына (Иез. 18:20). Опасе­ния здесь совершенно естественны, но не потому, что Бог будет мстить сыну за грехи отца, а потому, что, во—первых, отец—транжир не может завещать сыну то, что он растранжирил, промотал, во—вторых, есть определенная психологическая атмосфера в семье, есть, наверное, какие—то физиологические сложности, травмированность, наследственность… Если в судьбе такого мальчика не хватает благодати и соответственно свободы, которую несет благодать с собою, тогда могут начать действовать законы падшей природы, в том числе и законы дурной наследственности. Так что риск есть.

— Часто люди путают понятие Промысла Божия с неким фатумом: так, мол, на роду написано…

— Нет, Промысел Божий, в отличие от всяких «фатумов», является зрячим. Он видит человека, и он действует ради человека, а не просто использует человека в качестве инструмента.

— Если Бог заранее знает все, что с нами будет, если все предопределено, не означает ли это, что мы лишены свободы?

— Нет, не лишены, потому что Бог знает, что я совершу тот или иной поступок как свободно избранный мною, Бог видит — не предвидит, а видит — для Него нет настоящего и будущего, Он вездесущ не только в пространстве, но и во времени. Вы же знаете какой—то свой прошлый поступок, но это же не означает, что ваше знание о нем лишило вас свободы в ту минуту, позавчерашнюю… Это же касается не только того, что было позавчера, но и то­го, что будет послезавтра.

— Понять это непросто. Даже Иов, праведник, проклинал…

— Иов действовал совершенно справедливо и получил одобрение от Господа за такое свое поведение скандальное. Это правильное поведение сына Божия по благодати, который капризничает и требует очной ставки с Отцом: я к Богу моему хотел бы говорить, Иов прав, что не принимает «дешевых отмазок» своих друзей благочестивых, которые готовы предложить ему расхожие формулы катехизиса. А ему не нужен катехизис, ему нужен Сам Бог, а не елейные словечки. Так что Иов совершенно прав.

Вероятнее всего, Иов был евреем, это все—таки тоже важно. Есть некоторые черты, они заложены в Библии, а потом стали национальными, вряд ли наоборот.

Есть замечательный анекдот. В ателье к Рабиновичу забегает мужик и говорит: «Рабинович, вы слышали, Мессия пришел на землю, Он идет в наш город, идемте Его встречать!» Рабинович говорит: «Да, да, сейчас, минуточку», — и продолжает пришивать рукав к пиджаку. Через два часа мужик снова забегает: «Слушайте, Рабинович, Мессия уже в нашем городе, Он идет по главной улице, идемте Его встречать!» — «Да, да, сейчас, минуточку», — говорит Рабинович и продолжает приши­вать к пиджаку воротник. Через час мужик снова забега­ет: «Слушайте, Рабинович, Мессия на главной площади, Он послал за вами, Он ждет вас!» — «Да, немедленно иду», — отвечает Рабинович, дошивает пуговку, веша­ет готовый пиджак на плечики, одевается и не спеша идет на главную площадь, подходит к Мессии. Мессия говорит: «Послушайте, Рабинович, сколько можно вас ждать?» — «Хм, и Кто бы говорил?»

Так вот, это действительно очень интересная черта, она отчасти библейская, а потом стала и национальной — какое—то ощущение полномочий человека перед лицом Бога. Не просто готовность в прахе рассесться, а понимание перед лицом Бога своей значимости, самостоятельности. В книге пророка Даниила есть совершенно похожие эпизоды. Пророк, находясь в плену, в тяжелых испытаниях, в Вавилоне, в Персии, молится Господу: «Господи, помоги, Господи, спаси». И через три недели приходит к нему Архангел Михаил помочь. Удивительная совершенно реакция. Вот русский мужичок, если бы молился Богу и ему явился бы Архангел Михаил через три недели после его молитвы, он бы сказал что—то вроде: «Господи, за что мне такая милость, я такой недостойный…» А Даниил совершенно иначе говорит: «Я молился три недели назад, где ты был?» В интонации — «я такси час назад заказывал, сколько вас можно ждать?». Диакон Андрей Кураев

— По евангельской заповеди, нужно возлюбить ближнего, как самого себя. Что это за любовь к самому себе?

— Любовь к себе, очевидно, бескорыстна, то есть я себя люблю ни за что. Люблю — в смысле забочусь, ищу для себя какого—то блага, как я его понимаю. Иногда, конечно, ошибаюсь в определении того, что есть благо для меня. Точно так же предполагается, что и другого человека надо любить просто за то, что он человек, за то, что он существует, а не за то, что у него красивые глаза.

— Кстати, о звериных шкурах… Согласно теории эволюции человек не всегда был таким умным и красивым, как теперь. Неужели неприглядные и звероподобные австрало—питеки и неандертальцы созданы по образу Божию?

— Не для согласия, а для расширения эрудиции скажу, что мне нравится суждение Честертона по этому поводу. Понимаете, вот если Адам вошел бы в современный город, то, вероятней всего, мы сочли бы его дикарем. Адам не имел нужды в культуре. Культура — это нечто вторичное, это то, что после грехопадения, когда Каин начал строить города, Тувал—Каин — кузнечные мехи изобретать и т. д. А там, где грех еще не умножился, там не нужно всей этой искусственной усложненности. Если ты понимаешь язык животных, то тебе не нужны сложные гарпуны, сети, удочки и т. д. Так что очень даже может быть, что как раз отсутствие культуры — это признак духовного человеческого совершенства. Культура — нечто вторичное, ненужное на высотах духа. Не случайно сказано в Апокалипсисе, что в небесном Иерусалиме храма не будет, там даже Рублевская Троица не нужна будет. Если будет возможность видеть Бога лицом к лицу, там не нужны будут иконы. Если будет возможность понимать от сердца к сердцу — не нужен будет Интернет. Так что усложнение культуры и средств коммуникации не всегда означает, что это и есть совершенствование человека.

— Ну хорошо… Церковь учит, что смерть вошла в мир через грехопадение. Как же тогда все вымершие виды фауны — динозавры и прочие, ведь они жили на Земле до человека?

— Я думаю, что здесь просто придется поставить задачу выработки правильной терминологии. Когда мы говорим о смерти животных, не допускаем ли мы чрезмерного антропоморфизма? Допустимо ли одним и тем же словом описывать жизнь и смерть и человека, и животного? С точки зрения богословия смерть — это разлучение души и тела. Уже отсюда понятно, что это слово в богословском смысле к животным применяться не может, потому что у них нет бессмертной души, и нечему разлучаться. Кроме того, надо помнить, что, когда мы говорим о смерти человека, мы говорим о том, что это оброк греха, это то, чего Бог не сотворил, это нарушение Божиего замысла. Вопрос: а разве бессмертие животных входило в Божий замысел? Да, бессмертие человека входило в Божий замысел, а бессмертие животных? Если бы Бог замыслил животных бессмертными, то Церковь должна была бы делиться с животными своими благодатными дарами, в частности, Причастием — лекарством бессмертия. Крестить пришлось бы котят, щенят и прочих тараканов, чтобы облечь их в одежду бессмертия. Мы этого не делаем и тем самым свидетельствуем о том, что бессмертие уготовано для человека, оно не предназначено для животных. Смерть животных не шокирует Бога, потому что не является нарушением Его замысла. Так что смерть животных не имеет богословского измерения.

— Вы упоминали книгу Апокалипсис. Почему Церковь не читает Апокалипсис за богослужением?

— Лично мне нравится идея Льва Тихомирова о том, что Апокалипсис — это сжатая история всей Церкви, от дня Вознесения и до второго Пришествия. И послание семи Церквам, семь чаш, семь гласов трубных — это описание семи эпох в истории Церкви. У Тихомирова очень красиво получается, интересное толкование. Церковь не читает Апокалипсис за богослужением, потому что это очень «вкусная» книга. Очень хочется ее тут же перевести на язык вчерашних газет, увидеть, что вот эти события сбываются конкретно на моем приходе и в моем селе. Легко люди травмируются этой книгой, попытками самозваного своего истолкования, и поэтому было сочтено, что лучше людям не предлагать столь трудно перевариваемое яствие на наших вечерях.

— Как современный образованный человек должен представлять себе рай и ад?

— Человек с университетским образованием должен уважать библейский текст и отличать педагогику церковную от догматики библейской. Есть определенные гносеологические ограничения, которые накладывает Священное Писание на наши попытки пофантазировать о наших предельных состояниях. Есть слова Христа об аде: Идите от Меня, проклятые, в огонь вечный, уготованный диаволу и ангелам его (Мф. 25:41). Это очень важно. Ад не для людей. Ад уготован не для человека, а для бесов. Это означает, что если человек там окажется, то он попадет в пространство абсолютно бесчеловечное, бесчеловечное прежде всего в гносеологическом смысле. Кошмар там будет в том, что он там ничего не может узнать, понять, поименовать, изменить. Для человека, может быть, это самое страшное — когда от него ничего не зависит, когда он не может осознать, что с ним происходит. Вся наша культура горит тут синим пламенем. Поэтому попытки представить себе это с помощью сковородок, пауков в бане, этот весь антропоморфизм — все слишком по—нашему, по—человечески, это все облегчает нашу задачу и муки.

Что касается рая — об этом есть совсем уж понятные слова: не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его (1 Кор. 2:9). Раз не приходило на сердце, тогда чего фантазировать? Представь себе самую большую радость в твоей жизни, умножь на бесконечность — и получишь слабенькое представление о том, что Господь тебе уготовал.

А в общем я думаю, что христианин должен попробовать пережить и ад, и рай здесь, на земле. Рай — как обретение чувства Христа в сердце своем, а ад — как потерю этого чувства, обезбоженность, богооставленность. На эту тему пусть уж наши университетские богоискатели почитают «Тошноту» Сартра, да и других французских экзистенциалистов.

— Жития некоторых святых звучат очень «фольклорно» насколько буквально их можно понимать? Не дискредитирует ли такой церковный фольклор саму Церковь в глазах «просвещенного» общества?

— Вы знаете, была у меня мечта лет 15 назад: я хотел уговорить Патриарха объявить о тотальном моратории на издание церковных книг. Издавать церковные книги в год по чайной ложе, но миллионными тиражами, причем книги качественные: Флоровского, Феофана Затворника… Чтобы они лежали на каждом углу, и чтоб никаких «мытарств Феодоры» и близко рядом не появлялось. У нас был уникальный совершенно шанс: пройдя через чистилище Советского Союза, потом возродить нормальное Православие без этих фольклорных устриц, налипших на днище нашего корабля. К сожалению, этого не было сделано, и куча всяких полуофициальных и совсем даже неофициальных церковных издательств бросились зарабатывать копеечку — а «пипл хавает». В общем, честно говоря, по пальцам можно перечислить руководителей церковных издательств, имеющих семинарское образование. Большинство не отягощены этим и считают, что все, что «православненько», является на самом деле православным.

— Существует множество стереотипов поведения и околоцерковных учений, которые прочно укоренились и часто считаются обязательными. Что делать, если многие из них кажутся не просто неприемлемыми, но даже и неправославными?

— Надо уметь идти против течения. Могу в заключение продать вам такую интересную мысль, автор ее Спиноза: «Мы должны потакать мнению толпы настолько, чтобы она не мешала нам делать то, что мы считаем нужным».